Собрание сочинений. Т. 1 - Страница 49

К оглавлению

49
             Бежал он из театра,—
                          Краснел,
                          Бледнел
             И дома принял три облатки
             Бромистого натра.


Зачем же индивид удрал с концерта вспять?
Забыл в рассеянности галстук повязать.

СТИЛИСТЫ


На последние полушки
Покупая безделушки,
Чтоб свалить их в Петербурге
В ящик старого стола,—


У поддельных ваз этрусских
Я нашел двух бравых русских,
Зычно спорящих друг с другом,
Тыча в бронзу пятерней:


«Эти вазы, милый Филя,
Ионического стиля!»
— «Брось, Петруша! Стиль дорийский
Слишком явно в них сквозит…»


Я взглянул: лицо у Фили
Было пробкового стиля,
А из галстука Петруши
Бил в глаза армейский стиль.

КОЛУМБОВО ЯЙЦО


Дворник, охапку поленьев обрушивши с грохотом на пол,
Шибко и тяжко дыша, пот растирал по лицу.
Из мышеловки за дверь вытряхая мышонка для кошек,
Груз этих дров квартирант нервной спиной ощутил.


«Этот чужой человек с неизвестной фамильей и жизнью
Мне не отец и не сын — что ж он принес мне дрова?
Правда, мороз на дворе, но ведь я о Петре не подумал
И не принес ему дров в дворницкий затхлый подвал».


Из мышеловки за дверь вытряхая мышонка для кошек,
Смутно искал он в душе старых напетых цитат:
«Дворник, мол, создан для дров, а жилец есть объект для услуги.
Взять его в комнату жить? Дать ему галстук и „Речь“?»


Вдруг осенило его и, гордынею кроткой сияя,
Сунул он в руку Петра новеньких двадцать монет,
Тронул ногою дрова, благодарность с достоинством принял.
И в мышеловку кусок свежего сала вложил.

ЧИТАТЕЛЬ
(«Я знаком по последней версии…»)


Я знаком по последней версии
С настроением Англии в Персии
        И не менее точно знаком
С настроеньем поэта Кубышкина,
С каждой новой статьей Кочерыжкина
        И с газетно-журнальным песком.


Словом, чтенья всегда в изобилии —
Недосуг прочитать лишь Вергилия,
        А поэт, говорят, золотой.
Да еще не мешало б Горация —
Тоже был, говорят, не без грации…
        А Платон, а Вольтер… а Толстой?


Утешаюсь одним лишь — к приятелям
(Чрезвычайно усердным читателям)
        Как-то в клубе на днях я пристал:
«Кто читал Ювенала, Вергилия?»
Но, увы (умолчу о фамилиях),
        Оказалось — никто не читал!


Перебрал и иных для забавы я:
Кто припомнил обложку, заглавие,
        Кто цитату, а кто анекдот,
Имена переводчиков, критику…
Перешли вообще на пиитику
        И поехали. Пылкий народ!


Разобрали детально Кубышкина,
Том шестой и восьмой Кочерыжкина,
        Альманах «Обгорелый фитиль»,
Поворот к реализму Поплавкина
И значенье статьи Бородавкина
        «О влиянье желудка на стиль»…


Утешенье, конечно, большущее…
Но в душе есть сознанье сосущее,
        Что я сам до кончины моей,
Объедаясь трухой в изобилии,
Ни строки не прочту из Вергилия
        В суете моих пестреньких дней!

В ТИПОГРАФИИ


              Метранпаж октавой низкой
              Оглушил ученика:
              «Васька, дьявол, тискай, тискай!
              Что валяешь дурака?
Рифмачу для корректуры надо оттиск отослать…»
Васька брюхом навалился на стальную рукоять.


              У фальцовщиц тоже гонка —
              Влажный лист шипит по швам.
              Сочно-белые колонки
              Набухают по столам.
Пальцы мчатся, локти ходят, тараторят языки,
Непрерывные движенья равномерны и легки.


              А машины мягко мажут
              Шрифт о вал и вал о вал,
              Рычаги бесшумно вяжут
              За овалами овал.
«Пуф, устала, пуф, шалею, наглоталась белых кип!»
Маховик жужжит и гонит однотонный, тонкий скрип.


              У наборных касс молчанье.
              Свисли груши-огоньки,
              И свинец с тупым мерцаньем
              Спорко скачет из руки.
Прейскуранты, проза, вирши, каталоги и счета
Свеют нежную невинность белоснежного листа…


              В грязных ботиках и шубе
              Арендатор фон-дер-Фалл,
              Оттопыривая губы,
              Глазки выпучил на вал.
Кто-то выдумал машины, народил для них людей.
Вылил буквы, сделал стены, окна, двери, пол.
                                                                                       Владей!


              Пахнет терпким терпентином.
              Под машинное туше
              С липким чмоканьем змеиным
              Ходят жирные клише,
Шрифт, штрихи, заказы, сказки, ложь и правда, бред
                                                                                               и гнус.
Мастер вдумчиво и грустно краску пробует на вкус.
49