Собрание сочинений. Т. 1 - Страница 19

К оглавлению

19
             Но водка выпита до капельки вчера.


Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,
             В наплыве счастия полуоткрывши рот,—
             И кошка, мрачному предавшись пессимизму,
             Трагичным голосом взволнованно орет.


Безбровая сестра в облезшей кацавейке
             Насилует простуженный рояль,
             А за стеной жиличка-белошвейка
             Поет романс: «Пойми мою печаль…»


Как не понять?! В столовой тараканы,
             Оставя черствый хлеб, задумались слегка,
             В буфете дребезжат сочувственно стаканы
             И сырость капает слезами с потолка.

МЯСО
(Шарж)


Брандахлысты в белых брючках
В лаун-теннисном азарте
Носят жирные зады.
            Вкруг площадки, в модных штучках,
            Крутобедрые Астарты,
            Как в торговые ряды,
Зазывают кавалеров
И глазами, и боками,
Обещая все для всех.
            И гирлянды офицеров,
            Томно дрыгая ногами,
            «Сладкий празднуют успех».
В лакированных копытах
Ржут пажи и роют гравий,
Изгибаясь, как лоза,—
            На раскормленных досыта
            Содержанок, в модной славе,
            Щуря сальные глаза.
Щеки, шеи, подбородки,
Водопадом в бюст свергаясь,
Пропадают в животе,
            Колыхаются, как лодки,
            И, шелками выпираясь,
            Вопиют о красоте.
Как ходячие шнель-клопсы,
На коротких, пухлых ножках
(Вот хозяек дубликат!)
            Грандиознейшие мопсы
            Отдыхают на дорожках
            И с достоинством хрипят.
Шипр и пот, французский говор…
Старый хрен в английском платье
Гладит ляжку и мычит.
            Дипломат, шпион иль повар?
            Но без формы люди — братья —
            Кто их, к черту, различит?..
Как наполненные ведра,
Растопыренные бюсты
Проплывают без конца —
            И опять зады и бедра…
            Но над ними, — будь им пусто,—
            Ни единого лица!

МУХИ


На дачной скрипучей веранде
Весь вечер царит оживленье.
К глазастой художнице Ванде
Случайно сползлись в воскресенье
            Провизор, курсистка, певица,
            Писатель, дантист и девица.


«Хотите вина иль печенья?»
Спросила писателя Ванда,
Подумав в жестоком смущенье:
«Налезла огромная банда!
            Пожалуй, на столько баранов
            Не хватит ножей и стаканов».


Курсистка упорно жевала.
Косясь на остатки от торта,
Решила спокойно и вяло:
«Буржуйка последнего сорта».
            Девица с азартом макаки
            Смотрела писателю в баки.


Писатель, за дверью на полке
Не видя своих сочинений,
Подумал привычно и колко:
«Отсталость!» И стал в отдаленье,
            Засунувши гордые руки
            В триковые стильные брюки.


Провизор, влюбленный и потный,
Исследовал шею хозяйки,
Мечтая в истоме дремотной:
«Ей-богу! Совсем как из лайки…
            О, если б немножко потрогать!»
            И вилкою чистил свой ноготь.


Певица пускала рулады
Все реже, и реже, и реже.
Потом, покраснев от досады,
Замолкла: «Не просят! Невежи…
            Мещане без вкуса и чувства!
            Для них ли святое искусство?»


Наелись. Спустились с веранды
К измученной пыльной сирени.
В глазах умирающей Ванды
Любезность, тоска и презренье —
            «Свести их к пруду иль в беседку?
            Спустить ли с веревки Валетку?»


Уселись под старой сосною.
Писатель сказал: «Как в романе…»
Девица вильнула спиною,
Провизор порылся в кармане
            И чиркнул над кислой певичкой
            Бенгальскою красною спичкой.

ВСЕРОССИЙСКОЕ ГОРЕ
(Всем добрым знакомым с отчаянием посвящаю)


Итак — начинается утро.
Чужой, как река Брахмапутра,
В двенадцать влетает знакомый.
«Вы дома?» К несчастью, я дома.
В кармане послав ему фигу,
Бросаю немецкую книгу
И слушаю, вял и суров,
Набор из ненужных мне слов.
Вчера он торчал на концерте —
Ему не терпелось до смерти
Обрушить на нервы мои
Дешевые чувства свои.


Обрушил! Ах, в два пополудни
Мозги мои были, как студни…
Но, дверь запирая за ним
И жаждой работы томим,—
Услышал я новый звонок:
Пришел первокурсник-щенок.
Несчастный влюбился в кого-то…
С багровым лицом идиота
Кричал он о «ней», о богине,
А я ее толстой гусыней
В душе называл беспощадно…
Не слушал! С улыбкою стадной
Кивал головою сердечно
И мямлил: «Конечно, конечно».


В четыре ушел он… В четыре!
Как тигр, я шагал по квартире.
В пять ожил и, вытерев пот,
За прерванный сел перевод.
Звонок… С добродушием ведьмы
Встречаю поэта в передней.
19