Собрание сочинений. Т. 1 - Страница 96

         Полетим сквозь Млечный Путь —
         Здесь так страшно… стоны, жуть…
         — Отшатнулась Ли: «О нет!
         Здесь внизу мой Иафет…»

Скрылась Ли. Свежеет ветер. Вал взбегает, как удав.
Херувим ширококрылый, мощно крылья распластав,
Налетающему ветру подставляет смело грудь
И, смеряя тьму очами, правит ровный быстрый путь.

6.

Давит серое ненастье — день как ночь и ночь как день.
По стенам ковчега бродит тускло-сумрачная тень.
Люди долгими часами тупо смотрят на очаг.
Дождь жужжит, томится ветер… Кто толкнет, тот злейший враг.

         Только Сим все на ногах.
         То он роется в мехах,
         То один, с утра весь день
         Жадно мерит свой ячмень.
         И в хлеву, и по углам,
         И вдоль бревен — здесь и там
         Сим припрятал из шатра
         Много всякого добра…
         Прячь от Хама, прячь от всех!
         Приподнявши козий мех,
         Сим провел, дрожа, рукой —
         Где мешок с его мукой?
         И, давясь от злобных слез,
         Дико крикнул: «Кто унес?
         Хам, отдай!» Но из угла
         Мать подходит: «Я взяла.
         Я взяла — не смей скрывать!» —
         Говорит, волнуясь, мать.—
         «Здесь, в ковчеге, все для всех.
         Прятать хлеб — великий грех…»
         Но, увы, не внемлет Сим
         И, дрожа, с упорством злым
         Повторяет лишь свое:
         «Мать, отдай! Мое! Мое!»

Хам свистит, хохочет Эгла, плачет старая Фамарь…
Ной подходит молча к Симу… Ли укрылась за алтарь.
Сим умолк: суров и страшен взгляд печального лица…
Воет ветер, бьются волны, небо плачет без конца.

7.

Солнце, лес, земля и радость скрылись в тучах навсегда.
Юность тоже исчезает день за днем в цепях труда.
Иафет непримиримо смотрит в тьму и зло свистит…
Дождь стучит, как раб покорный. Где же берег? Где же щит?

         Ли печальна и больна.
         Эгла больше не нужна.
         Все суровее отец…
         Скучно. Скоро ли конец?
         Грязь томит. Весь день, как вол,
         Он вчера зерно молол.
         Братья злы. Вокруг темно.
         Жизнь, как камень. — Все равно…
         Полон горечи тупой,
         Иафет во тьме слепой
         Лег на доски и лежит.
         Дождь грохочет. Пол дрожит.
         Ли позвала: «Иафет…
         Принести тебе обед?»
         — Не хочу. — Печально Ли
         Села к матери вдали.
         «Иафет! — позвала мать.—
         Ты б помог мне дров собрать».
         — «Не хочу». — «Ты болен?» —
         «Нет». — Стиснул зубы Иафет.
         «Иафет…» — позвал вдруг Ной
         И в ответ — глухой струной
         Хриплый плач прорезал тьму.
         Волны бьются о корму…

Старый Ной склонился к сыну, гладит волосы рукой.
Ли, как раненая серна, вся полна немой тоской.
И на плач со дна ковчега, гулким эхом отражен,
Подымается голодный, темный, злой звериный стон.

8.

Неоглядно и пустынно плещет ширь враждебных вод.
С жалким криком вьется в небе птиц бездомных хоровод.
Но сквозь дождь внизу, все ближе подплывает к ним ковчег
И измученные птицы камнем пали на ночлег.

         Сразу кровля ожила —
         Вся трепещет, вся бела.
         В тучах чуть сквозит закат.
         Птицы радостно шумят…
         Эгла мчится в хлев: «Эй, Хам!
         Слышишь? Птицы снова там».
         Хам вскочил, взял толстый сук
         И полез наверх сквозь люк.
         Злая, сильная рука
         Беспощадна и метка…
         Птицы бьются, не летят,
         Тонут, падают, кричат…
         Но внезапно за спиной
         Вырастает старый Ной:
         «Хам, не смей! Ты слышишь? В хлев!»
         В крике — скорбь и властный гнев…
         — Но, отец, не ты ли сам
         Столько птиц оставил ТАМ?
         Этих жалко стало вдруг?..—
         И опять заносит сук.
         «Хам, не смей!..» Как зверь ночной
         Прянул к Хаму грозный Ной.
         «Сброшу в воду!» — Замер крик.
         Быстрый взгляд тяжел и дик…

Злобно пятясь, как гиена, Хам во тьме сползает вниз.
Птицы смолкли и ложатся. Горизонт туманно-сиз.
Дождь и волны чуть вздыхают. Средь крылатых сонных тел
Ной стоял и долго-долго на гостей своих смотрел.

9.

В хлеве грязного ковчега все сильней протяжный рев.
Но со смрадом звери свыклись, теплый мрак для них покров.
Дождь и плен давно привычны. Что ж волнует темный скот?
Это вспыхнул жадный голод. Жертвы стонут — он ревет.

         Кольца влажных гибких змей
         Душат трепетных коней.
         Львы, порвав веревки пут,
         В темноте верблюдов рвут.
         У смердящих кровью стен
         Зло горят глаза гиен.
         Мяса! Мяса! Пир кишок
         Все вбирает в свой мешок:
         Белых нежных лебедей,
         Серн, кротов и лошадей,
         Сонных ласковых ягнят