И слепых еще щенят.
Липкий пол в крови, в пуху…
Чей светильник там, вверху,
Брызнув светом по стене,
Закачался в глубине?
Ной проснулся. Он не раз
Шел на стоны в поздний час.
И спускал к зверям огонь
В тьму и воющую вонь.
Смотрит. В старческих глазах
Изумленье, гнев и страх…
Молкнет рев. За рядом ряд
Звери никнут и дрожат.
Там над кровлей где-то небо… Что им небо? Дремлет скот.
Пусть несытый дождь бушует и стучит о лоно вод.
Псы зализывают раны, львы, зевая, лижут мех.
Мертвый, теплый мрак бездумья… — Мстить слепым? Но в чем их грех?
10.
Брошен труд, томятся люди. Будь ты проклят, вечный дождь!
Ной бессилен и нестрашен — в зыбкой тьме не нужен вождь.
Вечер. Дальние зарницы мечут сноп багровых стрел.
Словно волны над плотиной — хлынул хмель плененных тел.
Звякнул бубен. Взвыла мгла…
Эгла факелы зажгла.
Хам Ноаму, хохоча,
Сбросил в светлый круг с плеча.
Вылез Сим из шкур на свет,
И, качаясь, Иафет,
Выгнув стан, вдохнул в свирель
Томно-вкрадчивую трель.
Острый звук рванулся ввысь,
И, ликуя, с ним сплелись,
Заливая все углы,
Смех, и топот, и хулы.
Ждать? Чего? — Не стоит ждать:
Завтра боль придет опять.
Дни уходят… Сладок грех!
Тела хватит здесь на всех.
Гром? Кружитесь! Пусть гремит…
Хмель — покров, веселье — щит.
Иль для скорби и труда
Пощадила их вода?
Смех и пляска все пьяней…
Дымно гаснет глаз огней —
И безумные тела
Обнимает жадно мгла.
Ной один в тоске на кровле повергается во прах.
Звери спят… и люди воют… Это было там, в шатрах!
Ветер бережно над Ноем дождь относит за корму,
И проснувшиеся птицы жмутся жалобно к нему.
11.
Дождь. Ковчег плывет в тумане, словно темный мертвый кит.
Золотой цветок надежды все бледней во тьме горит.
Безнадежность хуже смерти… Ной их взял — пусть даст ответ:
Где конец тоске и плену? Есть ли берег или нет?
Смолк разгул, не тешит грех,
Страх и гнет сковали всех.
Тот же холод, та же мгла.
Даже злоба умерла.
Иафет с тупым лицом
Молча ждет перед отцом.
В глубине, как псы, за ним
Хам, Ноама, Эгла, Сим.
Овцы сдвинулись вкруг них.
Ветер смолк, и дождь затих.
Все слышней — в углу вдали
Беспокойно стонет Ли.
«Ной! Молчанье — не ответ…—
Дерзко крикнул Иафет.
— Ты нас спас — ты должен знать».
Дождь в ответ забил опять…
Жалким всплеском всхлипнул вал.
Ной прислушался и встал,
Не ответил никому
И ушел, потупясь, в тьму.
Овцы с блеяньем глухим
Расступились перед ним.
Хам плюется. Иафет,
Словно мертвый, смотрит вслед.
Золотой цветок надежды догорел и слился с тьмой.
Равнодушно злится ветер и молчит ковчег немой.
Ли затихла и не стонет. Ной сидит вдали один,—
Вдруг Фамарь пришла и шепчет: «Ной! У Ли родился сын».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1.
Сколько звезд! Колыхаясь на тихой полночной воде,
Золотые глаза бесконечный простор расцветили.
Ветер смолк, и вдали в уходящем последнем дожде
Бледный месяц тускнел за завесою радужной пыли.
Тишина обступила ковчег и молчит в облаках,
Замирает и плещет в избитые бревна волною.
Лунный свет все сильнее играет на влажных боках
И, всползая на кровлю, таинственно тянется к Ною.
Ной один. Но ни звезды, ни даль не пленяют очей —
Мертвый ливень, и тучи, и ветер желаннее были…
Надломилось молчанье, и горькое пламя речей,
Разгораясь, теряется в небе, как в тихой могиле..
— Спасены… Ты свое обещанье сдержал!
Хам, и Сим, и волчицы, и смрадный шакал,
Увидав новый берег — не веря глазам,
Будут выть исступленно хвалу небесам…
Но когда в первый раз упаду я там ниц,
Не молитвы мои и не пение птиц —
Крики боли и злобы к тебе долетят,
А молитвы вернутся, тоскуя, назад…
Для того ль эту землю омыл Ты, чтоб вновь
Заливали ее наши слезы и кровь?
Разве мало на небе нетронутых звезд
Для созданья иных человеческих гнезд?
Хам — проказа земли, Сим ничтожен, как крот…
Иафет? Но мятущийся вихрь не оплот.
Ты велел мне их взять. Для чего? Отзовись!
Оттого ль, что они от меня родились?
Или не было в стане невинных детей?
Разве матери там не ломали ногтей
О суровое дерево ребер крутых,
Не молили: «Возьми только их, только их!» —
Я тоскую, как древний отец мой Адам…
Не зверям ли я правду Твою передам?
Или Хаму, хозяину новой земли?